| Алла Боссарт, по мат. "Новой газеты" |
| МАСТЕР ГРИША |
Вот какое горе. Однокоренное с этим именем. Гриша. Григорий Израилевич, говоря о вещах важнейших, всегда сохранял улыбку на саркастических своих устах. Ум, интуиция, деликатность, достоинство и могучее чувство юмора составляли содержание его таланта. Талант являлся алгоритмом личности. Написав тысячи страниц и произнеся миллионы застольных и прочих слов, Горин не допустил ни одной пошлости. Неспособность к общим местам выдавливала его из "цеха". Как врач он довольно рано поставил себе диагноз. Горин не был сатириком. Он был мастером. Как в песенке Окуджавы "Мастер Гриша"... Только не держал в карманах ни кулаки, ни кукиши.
Планета для веселья, как известно, мало оборудована. А особенно - одна отдельно взятая страна. Судьба мастеров в ней сурова. А особенно мастеров, избравших своим методом смех. Вернее, избранных, отмеченных этим глумливым языкастым божком по имени Момус. Горин был в числе избранников. И служил Момусу, существу беспощадному, верой и правдой. Ни разу, ни единым словом и поступком Гриша Горин не прогнулся под обстоятельствами.
Почти тридцать лет назад он написал "Мюнхгаузена". Не то чтобы людоедское, но и не самое вегетарианское время в одной отдельно взятой стране. Афган, Сахаров, психушки... "Ситуация сложная... Сначала намечались торжества... Потом аресты... Потом решили совместить... - А где гвардия? - Очевидно, обходит с тыла... - Кого?!! - Всех, - подумав, завершил отчет главнокомандующий".
..."И не надо так трагично, дорогой мой. Смотрите не все это с присущим вам юмором. В конце концов, и Гамлет отрекался! - Поэтому я всегда больше любил Джордано Бруно! - с улыбкой ответил Мюнхгаузен."
Именно с улыбкой. О самом главном. Гриша Горин не то чтобы понимал или чувствовал смешную природу жизни. Он отражал ее естественно, как Луна отражает солнечный свет. Улыбка, которой воспитанные люди смягчают правду, присуща была Горину наряду с его беспримерной дикцией. Улыбка была оптикой, цейсовским инструментом, с помощью которого он вглядывался в миф и историю, когда сочинял собственную сказку, легенду, притчу. Свой собственный апокриф. В календаре апокрифа есть одно время: Всегда. "Если жить по этому летосчислению, то получается, что все люди - и жившие, и живущие, и готовящиеся к жизни - современники", - написал Григорий Горин в своей автобиографии.
В ту последнюю ночь, когда "Скорая" настаивала на больнице, Гриша отказался. Он и сам работал врачом на "скорой помощи". Это был его жанр - решать здесь и сейчас.
Потому что, если смотреть в корень, нет разницы между сейчас и всегда. А значит, нет и смерти. И все живы. Философ Тевье. Плут Уленшпигель. Творец миров Свифт. Несгибаемый Мюнхгаузен. Шут Балакирев.
И Григорий Горин - философ, плут, творец миров и несгибаемый шут.
...Сначала был туман. Потом он рассеялся, и стала видна группа охотников в одеждах XVIII века. (Впрочем, охотники всегда одевались примерно одинаково.) Их недоуменные взгляды были устремлены на высокого человека с веселыми глазами, в парике, с дымящейся трубкой в зубах. Он только что произнес нечто такое, от чего потрясенные охотники замерли с открытыми ртами.
Заметим, что люди часто слушали этого человека с открытыми от удивления ртами, ибо звали рассказчика барон Мюнхгаузен. Полное имя - барон Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен.
Мы застали его в тот момент, когда знаменитый рассказчик наслаждался паузой.
Потом его рука неторопливо потянулась к большому блюду с огненно-красной вишней, и, изящно выплюнув косточку, он изрек первую фразу:
- Но это еще не все!
- Не все? - изумился один из охотников.
- Не все, - подтвердил Мюнхгаузен. - Мы выстояли и ударили с фланга. Я повел отряд драгун через трясину, но мой конь оступился, и мы стали тонуть. Зеленая мерзкая жижа подступала к самому подбородку. Положение было отчаянным. Надо было выбирать одно из двух: погибнуть или спастись.
- И что же вы выбрали? - спросил один из самых любопытных охотников.
- Я решил спастись! - сказал Мюнхгаузен.
Раздался всеобщий вздох облегчения.
- Но как? Ни веревки! Ни шеста! Ничего! И тут меня осенило. - Мюнхгаузен хлопнул себя ладонью по лбу. - Голова! Голова-то всегда под рукой, господа! Я схватил себя за волосы и потянул что есть силы. Рука у меня, слава богу, сильная, голова, слава богу, мыслящая... Одним словом, я рванул так, что вытянул себя из болота вместе с конем.
Снова наступило молчание.
- Вы что же... - заморгал глазами один из охотников, - утверждаете, что человек может сам себя поднять за волосы?
- Разумеется, - улыбнулся Мюнхгаузен. - Мыслящий человек просто обязан время от времени это делать.
- Чушь! - воскликнул один из охотников. - Это невозможно! Какие у вас доказательства?
- Я жив, - невозмутимо ответил Мюнхгаузен. - Разве этого недостаточно? Если бы я тогда не поднял себя за волосы, как бы я, по-вашему, выбрался из болота?..
(Г.Горин "Тот самый Мюнхгаузен")
|
|
